Неточные совпадения
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая
позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я,
считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же
считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
— Без водки, — чего ж было не договаривать! Я точно, Евгения Петровна, люблю закусывать и
счел бы
позором скрыть от вас этот маленький порок из обширной коллекции моих пороков.
Результатом такого положения вещей является, конечно, не торжество государства, а торжество ловких людей. Не преданность стране, не талант, не ум делаются гарантией успеха, а пронырливость, наглость и предательство. И Франция доказала это самым делом, безропотно, в течение двадцати лет, вынося иго людей, которых, по счастливому выражению одной английской газеты, всякий честный француз
счел бы
позором посадить за свой домашний обед.
По крайней мере, для себя лично я
считаю это
позором.
— Видите, — продолжал он, — это стало не от меня, а от него, потому что он во всех Рынь-песках первый батырь считался и через эту амбицыю ни за что не хотел мне уступить, хотел благородно вытерпеть, чтобы
позора через себя на азиатскую нацыю не положить, но сомлел, беднячок, и против меня не вытерпел, верно потому, что я в рот грош взял. Ужасно это помогает, и я все его грыз, чтобы боли не чувствовать, а для рассеянности мыслей в уме удары
считал, так мне и ничего.
Гимназии и курсы не могут изменить этого. Изменить это может только перемена взгляда мужчин на женщин и женщин самих на себя. Переменится это только тогда, когда женщина будет
считать высшим положением положение девственницы, а не так, как теперь, высшее состояние человека — стыдом,
позором. Пока же этого нет, идеал всякой девушки, какое бы ни было ее образование, будет всё-таки тот, чтобы привлечь к себе как можно больше мужчин, как можно больше самцов, с тем чтобы иметь возможность выбора.
Мы даже и человеками-то быть тяготимся, — человеками с настоящим, собственным телом и кровью; стыдимся этого, за
позор считаем и норовим быть какими-то небывалыми общечеловеками.
Другие живут себе под крышей, но честно, аккуратно, и просрочку
считают для себя несмываемым
позором.
Мои глаза на миг наполняются слезами. Но только на миг, не больше. Я не умею плакать и
считаю слезы
позором.
С другой стороны, матушка, презирая ничтожный польский характер, отразившийся между прочим в поступках старого Пенькновского, всегда
считала обязанностью относиться к полякам с бесконечною снисходительностию, «как к жалкому народу, потерявшему национальную самостоятельность», что, по ее мнению, влекло за собою и потерю лучших духовных доблестей; но чуть только Альтанский, питавший те же самые чувства, но скрывавший их, дал волю своему великодушию и с состраданием пожал руку молодому Пенькновскому, который кичился
позором своего отца, — матери это стало противно, и она не могла скрывать своего презрения к молодому Кошуту.
Ведь у него теперь никаких прав нет!.. Будут его «пороть». Это слово слышит он по ночам — точно кто произносит над его ухом. Мужик! Бесправный! Ссыльный по приговору односельчан! Вся судьба в корень загублена. А в груди трепещет жажда жизни, чувствуешь обиду и
позор. Уходит навсегда дорога к удаче, к науке, ко всему, на что он
считал уже себя способным и призванным.
— О,
позор, о, срам! — воскликнула вместо продолжения разговора Екатерина Николаевна, но в этом восклицании уже не было таких отчаянных нот, быть может потому, что Екатерина Николаевна
считала фамилию Нееловых старинной дворянской фамилией.
С этого времени мучения этого страха встречи даже увеличились, а предчувствие обратилось в какую-то роковую уверенность, что вот-вот сейчас войдет кто-нибудь из тех — петербургских — которые знают ее
позор, догадывались о ее преступлениях, которые молчат только потому, что
считают ее мертвой, которые даже, вероятно, довольны, что такая худая трава, как она, вырвана из поля.
Это оскорбление именно и усугублялось тем, что было нанесено без желания оскорбить — женщина, предложившая ей
позор и преступление, не находила этот поступок ни позорным, ни преступным и
считала ее, графиню Конкордию, способной согласиться на ее предложение.
«Несчастный Егор, — думал Гладких, возвращаясь в высокий дом. — Тебя все
считают преступником, зверем, ты неповинно несешь бесчестие и
позор за другого, но знай, что этот другой будет наказан горше твоего судом Божьим. Бог видит, Егор, твое благородное сердце, и Он укрепит тебя за твою решимость отплатить за добро добром твоему благодетелю. Он спас тебе жизнь, ты делаешь более, ты спасешь его честь».
— Что я сделал, что я сделал? — изредка вырывались у него восклицания. — Как посмотрю я теперь в чистые, светлые глаза моей ненаглядной Маши, на мне клеймо, клеймо
позора, клеймо преступления. А та… Та уже
считает меня теперь своим…
Вместо устройства нашей жизни, при котором считается необходимым и хорошим, чтобы молодой человек распутничал до женитьбы, вместо того, чтобы жизнь, разлучающую супругов,
считать самой естественной, вместо узаконения сословия женщин, служащих разврату, вместо допускания и благословления развода, — вместо всего этого я представил себе, что нам делом и словом внушается, что одинокое безбрачное состояние человека, созревшего для половых сношений и не отрекшегося от них, есть уродство и
позор, что покидание человеком той, с какой он сошелся, перемена ее для другой есть не только такой же неестественный поступок, как кровосмешение, но есть и жестокий, бесчеловечный поступок.